О поэзии Льва Озерова (Владимир Огнев)Первая книга Льва Озерова «Приднепровье» вышла в 1940 году. И она, и последовавшие за ней книги «Ливень» (1947), «Признание в любви» (1957), «Светотень» (1961) были радушно встречены такими авторитетными мастерами русского стиха, какИ. Сельвинский, Н. Асеев, М. Светлов. «Поэтический голос Льва Озерова мне всегда нравился, - писал незадолго до смерти Михаил Светлов, - это был тихий голос хорошего человека. А вот новая его книга «Светотень» мне просто удивительно понравилась. Тридцать хороших стихотворений в одной книге - это очень высокий процент. Этой книгой Лев Озеров завоевал себе прочное место в советской поэзии». Николай Асеев, в рецензии на книгу «Признание в любви» оставил такое свидетельство: «Можно с уверенностью присоединить голос Льва Озерова» к голосам поэтов, которые «несут свой собственный опыт культуры слова, свой собственный опыт жизненных биографий». Если к этому присовокупить тот факт, что «Ливень» редактировался П. Антокольским, а «Признание в любви» - В. Луговским, то нельзя не заметить определённого внимания к судьбе Л. Озерова со стороны мастеров стиха. Однако, «открытый» поочерёдно несколькими поэтами старшего поколения, Лев Озеров на протяжении 40-60-х годов, вряд ли был достаточно широко известен. Те качества поэзии Л. Озерова, которые Н. Асеев назвал «скромной сдержанностью высказываний», а М. Светлов «тихим голосом хорошего человека», не вдруг привлекают внимание «непрофессионального» читателя. В них, так сказать, мало наглядности. Есть ошибочное мнение, что всё яркое, сразу бросающееся в глаза - от лукавого. Но есть и другое, не менее ошибочное, - что всякое мастерство обязательно броско, эффектно. Понятие поэтической формы непременно предполагает своеобразие высказывания, и, пожалуй, чаще форма эта бывает проявлена резко, неожиданно, а временами и ошеломляюще. Но бывает и наоборот. Самобытность поэта нелегко поддаётся опознанию. Потому что она вовсе не обязательно закреплена в самой форме стиха, но может присутствовать как особое качество мироощущения или нравственного отношения к предмету. В конечном счёте «своё», особое сказывается, конечно, и в форме, но не всегда наглядно. О стихах Л. Озерова говорил тот же Н. Асеев: они кажутся знакомыми «по традиции глубокой смысловой разведки». Он вспоминал в этой связи Тютчева, Фета и пояснял, что речь идёт не о подражании. «Просто хорошая наследственность поэтической культуры». Это совершенно справедливо. Но именно «глубокой смысловой разведке» и не оказывалось предпочтения в поэзии первых послевоенных лет. Были и другие причины, по которым имя Л. Озерова оставалось в тени. Среди них - некоторая рассудочность ряда его ранних стихотворений, в которых интеллектуальное начало порой брало верх над эмоциональным. Но - спешу оговориться - речь здесь идёт не о споре чувств с художественной уравновешенностью формы. Гармония в искусстве способна выразить даже дисгармоничность мира. Оставалось бы только ощущение внутреннего драматизма века, страстный поиск истины, моральная неуспокоенность. Стихи Л. Озерова при всей их интеллектуальности далеки от менторства и назидания. Они то спокойно самоуглублённы, то напряжённы, исполнены тревоги, но исследование жизни в них неотрывно от впечатления, чувства, душевной энергии и ощущения времени. Лев Адольфович Озеров родился 10 (23) августа 1914 года на Украине в семье служащего. Окончил семилетку, потом работал на легендарном заводе «Арсенал», стены которого до сих пор хранят следы немецких и петлюровских снарядов. Он был чернорабочим, затем чертёжником, рисовал плакаты, играл на скрипке в симфоническом оркестре, работал в многотиражке и республиканских газетах. Потом - Москва, ИФЛИ, аспирантура. В войну - трудфронт на Северном Кавказе, сотрудничество в газете «Победа за нами», работа публициста на радио и в печати... Школа жизни и школа слова были не единственными воспитателями Л. Озерова. С детства он хорошо рисовал, любил и знал музыку, мечтал стать композитором и дирижёром. Разносторонняя одарённость и помогла Л. Озерову в выборе пути, и в чём-то замедлила его самоопределение. В конце концов , взяла верх поэзия, вобрав в себя живопись и музыку, филологию и философию. Поэзия, которая вместе с театром и кино является наиболее синкретическим из всех видов современного искусства. Изобразительность - первая ступень художественного познания мира. Я помню, как Н. Асеев любил повторять строки: Этот дождь зарядил надолго.
Вся в булавках сизая Волга,
Вся утыкана ими зло... Эти «дождевые уколы» Асеев вспомнит потом в своей книге о поэзии, как пример меткости поэтического зрения. Мне, южанину, много говорит такая картина, полная свежести и живой, смелой красоты: Море вздыбилось, взбугрилось.
Разъярилось - и пошло
С восьмибалльным пылом, с силой
Бить зелёное стекло.
Гул и гром десятибалльный,
Взвихренная глубина.
Мора встало вертикально
И упало как стена. В последнем двустишии я слышу на мгновенье замерший шум, паузу, когда кручёная волна угрожающе нависла и - страшный, как бы двойной удар о грунт - неравноправные звуки хлопнувшего бича и тяжёлого орудия... Эти строки Л. Озерова - пример резкого и точного видения, как бы закреплённого первичного ощущения. Только поэт мог так непосредственно и «неправильно» уподобить подвижные, неуловимые стихии природы осязаемым и «конечным» предметам: Глыбы ветра, глыбы грома... Надо сказать, что в ранних стихах Л. Озерова изобразительность нередко была самодовлеющей. Постепенно же, особенно в период поэтической зрелости, центр тяжести переносится с краски, цвета, жеста на осмысление сути увиденного и пережитого. Лев Озеров обнаруживает свою приверженность к русским традициям поэтического интеллектуализма (Баратынский,Тютчев). Философские грани любимой темы Л. Озерова - темы диалектичности мира, его изменчивости, его мучительной, вопреки всему, тяги к свету - многообразны. В «Хмуром утре» «смятенная волна» - «вся в пятнах туч, скользящих мимо»... Бывает же такое: полусвет,
Гуденье, шорох, ропот, бормотанье,
Покой и вихрь -
В невнятном сочетанье,
И нет ни ясности, ни середины нет:
По ряби свет бежит за тенью,
Ещё не найдено решенье,
Ещё не выношен ответ. Когда всё ещё не установилось, находится в становлении, выборе пути, но уже набухло смыслом, уже готово принять решение... Разве нет в этой генеральной теме стихов Л. Озерова последнего десятилетия большого смысла - общественного, исторического? Художественное своеобразие лучших стихов поэта, по-моему, определяет сегодня именно это мироощущение. Поэзия пытается уловить и осмыслить быстротекущее время, его нравственный опыт, оседающий иной раз в виде причудливых кристаллов художественной памяти. Что-то уже брезжит, уже волнует, но контуры будущего неотчётливы... Так бывает ранней ранью
Или в предвечерний час.
Что там за далёкой гранью
Чутко ожидает нас? Склонность поэта к контрастному письму - «не вымысел, не прихоть - это повелевает жизнь сама». Такова индивидуальность поэта. Но таковы и наше время, наш век... В борьбе, в боренье тьмы и света
Исток контрастного письма
И для безумного поэта,
И для холодного ума. Высокой поэзией могущества человека и в то же время тревогой за него проникнуто стихотворение о спутнике, одно из лучших на эту тему в нашей поэзии: Вишнёвый сад белеет в темноте.
Вишнёвый сад. А времена не те.
Вишнёвый сад. Забыли человека.
Стучит топор. Прошло всего полвека.
А век не тот. В надзвёздной высоте
Летит земной детёныш по орбите.
Следите, как летит он! И - не спите!
Вишнёвый сад белеет в темноте. Здесь есть и размах, и историческая перспектива, и какое-то щемящее чувство... Гуманизм неотрывен от осознанного приятия необходимого и реального сопереживания этому, конкретному человеку, будь то «забытый» полуглухой Фирс из чеховского «Вишнёвого сада» (внутренняя ассоциация хорошо прочитывается здесь!), или гордый посланник человечества - «земной детёныш»... Стихи Л. Озерова вобрали в себя и цвет, и линию, и мелодию - ведь ничто не пропадает в слове из того, чему ты отдавал себя ранее. В стихе скажется всё... Вот, например, как акварельно»-импрессионистично написаны стога в тумане: Они как пятна полутьмы
И полусвета.
По ним так внятно видим мы:
Уходит лето...
Стога туманные стоят.
Они без линий,
Их цвет то сизо-лиловат,
То тёмно-синий... А здесь не обычные, а особо чуткие, воспитанные музыкой и живописью слух и зрение: Как во тьме проявляют,
Что снято на ярком свету,
Так в тиши понимают
Рождённую в громе мечту. Гармоничность свойственна и форме лучших стихов Л. Озерова. Трудно сказать, что волнует в этой двухстрочной формуле любви («О первой любви»): Мне первая любовь как первая попытка
Отказа от себя, забвения себя, - притягательность парадокса (ведь любовь эгоистична) или своеобразная «мелодия» повторов. Но строки хочется повторять и повторять. Великолепны по пластике мысли такие стихи, как «Тёмные-тёмные ждали клёны», «Северная гравюра», «Я не хотел бы умереть весной...», «Хмурое утро», «Тишина», «На берегу морском лежит весло...», «В сумерки», «Молния - кусок пути в горах...» и многие другие. Лев Озеров, пожалуй, относится к числу тех поэтов, что не плавят, а гравируют, чеканят слово, едва успевшее остыть от непосредственных эмоций. Стих Л. Озерова лаконичен, сдержан, стремится к контурной законченности. Как рисунок карандашом. Точность, выверенность слова, естественность интонации, свободное владение культурой повествовательного стиха - качества, помогающие Л. Озерову в эпических жанрах. Вспомним отличные баллады о Маяковском, незадолго до самоубийства пришедшем к сапожнику подбить подковки на башмаки, или о художнике, выбравшем в натурщики для Иуды человека, с которого тридцать лет назад писал Христа... Уже в самом сюжетном замысле есть точная драматургия, волнующий смысл. Хорошо известен Л. Озеров как переводчик, теоретик перевода, как историк литературы, критик, воспитатель молодых поэтов. Он десять лет руководил Литобъединением на Московском автозаводе имени Лихачева, основал «Устную библиотеку поэта» в ВТО. Высокой взыскательностью и строгим художественным вкусом отмечены его работы по составлению, комментированию и редактированию книг «Литовские поэты XIX века», Е. Баратынского, Б. Пастернака, К. Батюшкова. В переводческом активе Л. Озерова - произведения Шевченко, Грабовского, Тычины, Рыльского, Монтвилы, Межелайтиса, Венцловы, Гофштейна, Галкина, Маркиша, Квитко, Исаакяна, Т. Табидзе, Абая, Вазова и многих других. В 1963 году издана книга статей Л. Озерова «Работа поэта» - о классиках и современниках, о мастерстве. ...Пред нами избранная лирика поэта. Иные стихи читателю близки, другие, может быть, не затронут каких-то струн души. Но можно сказать с полным правом: здесь - всё серьёзно, честно, ответственно перед временем, народом, собственной совестью. Есть строка на пока,
Есть строка на века. Будущее решает, на какие сроки рассчитаны стихи, написанные сегодня. Важно, чтобы они были нужны современникам.
| 
